Как будет развиваться английский язык в XXI веке?

Или, если уж на то пошло, на французский или португальский языки? Какой вообще стране принадлежит французский? Ответ кажется очевидным: Франция же! Но говорящих по-французски за пределами Франции примерно в четыре раза больше, чем внутри нее. Кому принадлежит португальский? Теперь вы, наверное, не решаетесь выпалить «Португалия», помня, что население Бразилии примерно в 20 раз больше, чем население Португалии. Может быть, португальский язык принадлежит им пополам? Но ещё 70 миллионов человек живут в африканских странах, в которых португальский является официальным языком. Возможно, он также и их язык?

Англичане не могут питать иллюзий, что одноименный язык принадлежит исключительно им. «Мелкие дела» других наций на Британских островах и сверхдержавы за Атлантикой ясно показывают, что это «совместно нажитое имущество». Но эти страны — наряду с Канадой, Австралией и другими англоязычными народами — должны в какой-то момент смириться с тем, что даже коллективно их язык им больше не принадлежит; из примерно миллиарда человек, говорящих по-английски, менее половины проживает в этих основных англоязычных странах.

С каждым днем ​​растет доля англоговорящих, родившихся за пределами традиционной англосферы. Возможно, 40% людей в ЕС говорят на английском, это около 180 миллионов человек — значительно больше, чем население Великобритании, Канады, Австралии и Новой Зеландии вместе взятых. В Индии подсчитать число носителей сложнее, но цифры колеблются от 60 до 200 миллионов, да еще и с тенденцией к повышению; большинство таких оценок делают ее второй по величине англоязычной страной в мире.

Англоговорящие люди гордятся распространением своего языка и часто приписывают это либеральной политике открытости, благодаря которой он с лёгкостью и готовностью впитывает слова со всего мира. Однако в наступающем столетии английский будет делать больше, чем просто заимствовать слова. В неанглоязычных странах он становится не просто полезным вторым языком, облегчающим коммуникацию и снимающим барьеры, а родным. Сегодня вы без труда найдёте в Северной Европе детей и подростков, которые говорят так, как будто они из Канзаса или Аризоны. Это закономерное следствие детства на фоне полного погружения в фильмы и мультипликационные картины с субтитрами, международное ТВ и стриминговые сервисы на английском, не говоря уже о музыке, играх и социальных сетях.

Сегодня многие учащиеся по-прежнему стремятся к американским или британским стандартам. Учебники учат индийцев, говорящих по-английски, избегать таких устойчивых индийских выражений, как «Как твое доброе имя?», заменяя их на универсальное «Как вас зовут?». Руководство по избеганию европеизмов уже давно распространяется в учреждениях Европейского Союза, чтобы удержать французов и немцев от использования слов и словосочетаний, имеющих в их языках устойчивое значение, во время разговоров или в ходе переписки на английском языке.

Тем не менее, по мере того, как сотни миллионов новых носителей языка овладевают английским языком, им будет все меньше интересно звучать как британцы или американцы. Поколение постколониальных писателей смешивало родные слова и фразы в своей английской прозе без перевода, курсива или объяснений. Академические движения, такие как «английский язык как лингва-франка» (ELF), развивают идеологию, согласно которой носители языка должны попросту игнорировать британские или американские нормы.

Так на месте европейских стран, использующих американский или британский английский, могут появиться южноевропейский английский, скандинавский английский и даже дунайский английский – что уж говорить про азиатские или африканские страны?

По прошествии достаточного количества времени новые поколения носителей языка вносят в изучаемый ими язык не только слова, но и собственную грамматику, что с точки зрения носителей языка старшего возраста не что иное, как его искажение. Но с течением времени число людей, считающих так, будет сокращаться естественными способами, и новая языковая норма, сформированная молодёжью, станет стандартом для новых поколений — до тех пор, пока уже те не низвергнут предыдущее поколение лингва-революционеров.

Тем, кому от этого не по себе, впору вспомнить, что этот материал написан на искажённой и прошедшей многоэтапную «модернизацию» версии церковнославянского языка, который, в свою очередь, восходит к праславянским. Этот языковой генезис происходил под влиянием нашествий половцев, монголов, печенегов, разлагающим влиянием с Запада, Юга и Востока, которое Русь испытывала на разных этапах. То же и с современным английским: он не более чем генерация англосаксонского, плохо изученного волнами кельтов, викингов, норманнов и других завоевателей — до тех пор, пока он не видоизменился до неузнаваемости.

Следует утешиться тем фактом, что такие изменения обычно происходят слишком медленно, чтобы быть заметными в течение жизни одного человека. Вдобавок письменная речь менее подвержена изменениям по сравнению с разговорной, она является своего рода стабилизирующим фактором. Но если язык развивается непрерывно (доходит даже до формирования новых клише) адаптация становится глубже и полнее, если происходит на фоне появления новых носителей, пришедших из других языковых пространств.

Достоверно известно лишь, что ни один язык пока не достиг большего количества носителей, чем английский. Трудно предсказать, как они его изменят, но легко исключить, что не изменят вообще. В конце концов, он ведь к тому моменту будет уже и их язык тоже.